История, которую мы не знали
Кузнецов Игорь
Возвращение памяти - Забвению не подлежит
Среди трагедий, потрясавших мир в XX веке, коммунизм — этот грандиозный феномен эпохи, начавшейся в 1917 году и окончившейся в Москве в 1991, — занимает одно из самых значительных мест. Коммунизм родился ранее фашизма и нацизма и пережил их на много лет, затронув четыре великих континента.
От преступлений единичных, от резни ограниченной, вызываемой обстоятельствами, коммунистические режимы в целях обеспечения своей власти переходили к преступлениям массовым, к террору как средству управления.
Преступления коммунизма не укладываются в рамки законности и обычая ни с точки зрения исторической, ни с точки зрения моральной.
Исторический анализ коммунистических режимов и коммунистических партий, их политики, отношений со своим обществом и со всем остальным миром не сводится к измерению размаха этих преступлений, размаха террора и репрессий.
Преступления коммунизма неисчислимы: назовем прежде всего преступления против духа, а также против культуры вообще и национальных культур в частности.
Но как бы ни были тяжелы эти варварские акции для отдельных народов и для всего человечества, еще более тяжким грузом ложатся на их плечи массовые убийства людей, гибель мужчин, женщин, детей.
Остановимся только на преступлениях против личности, что составляет суть такого явления, как террор. Мы включаем их в общий перечень, не уточняя, какая практика характеризует тот или иной режим.
Расправа осуществлялась самыми различными способами: расстрел, повешение, утопление, забивание до смерти; смерть в результате искусственно вызванного голода, оставление на произвол судьбы жертвы с запретом оказывать ей помощь; депортация — смерть во время транспортировки (передвижение пешим порядком или в неприспособленных вагонах), в местах высылки и принудительных работ (изнурительный труд, болезни, недоедание, холод).
Использовались также боевые отравляющие вещества, организовывались автомобильные катастрофы. Что касается периодов, именуемых гражданской войной, то в этом случае провести различие между теми, кто погиб в вооруженных столкновениях с властью, и жертвами массовой резни среди гражданского населения достаточно сложно.
Общее число убитых приближается к отметке в сто миллионов. Эти данные обнаруживают большую диспропорцию.
Геноцид не всегда бывает того типа, какой обрушили нацисты на евреев и цыган, — его жертвами могут стать и социальные группы. В книге русского историка-социалиста Сергея Мельгунова «Красный террор в России», изданной в Берлине в 1924 году, приводится инструкция, данная одним из первых шефов ЧК Лацисом своим подручным:
«Мы не ведем войны против отдельных лиц, — пишет Лацис 1 ноября 1918 года, — Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал словом или делом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого».
С самого начала Ленин и его сподвижники определили для себя рамки беспощадной «классовой войны», когда политические и идеологические оппоненты, а также упрямо неподдающееся население рассматриваются как злейшие враги, подлежащие уничтожению.
Большевики решили устранить физически, придав этому законную форму, любую оппозицию, любое сопротивление, пусть даже и пассивное, их власти. Устранению подлежали не только политические, но и социальные группы, такие как дворянство, буржуазия, интеллигенция, духовенство, а также группы профессиональные — армейские и флотские офицеры, чины жандармерии и т. д.
Эти действия зачастую принимали характер геноцида. Проводимое с 1920 года расказачивание, несомненно, подходило под определение «геноцид»: группа населения, расположенная в пределах строго очерченной территории, казаки, уничтожалась как таковая, мужчин расстреливали, детей, женщин и стариков депортировали, поселения стирались с лица земли или передавались новым поселенцам, не принадлежащим к казачьему сословию.
Раскулачивание 1930—1932 годов было всего лишь повторением расказачивания в гораздо больших масштабах. Предпринятое по требованию Сталина, оно проводилось под официальным лозунгом, усердно повторяемым пропагандой: «Ликвидация кулачества как класса».
Кулаки, оказывающие сопротивление коллективизации, были расстреляны, другие — вместе с женщинами, стариками и детьми — подверглись высылке. Конечно, они не были ликвидированы поголовно, но тяжкий принудительный труд в необжитых районах Сибири и Крайнего Севера оставлял им мало надежд на выживание.
Сотни тысяч людей сложили там свои головы, но точное число жертв так и осталось неизвестным. Что же касается грандиозного голода 1932—1933 годов на Украине, вызванного упорным сопротивлением крестьян насильственной коллективизации, то он за несколько месяцев обрек на гибель 6 миллионов человек.
Здесь классовый геноцид смыкается с геноцидом расовым: голодная смерть детей украинского кулака, жертв сталинского режима, «тянет на весах» столько же, сколько голодная смерть еврейского ребенка в гетто Варшавы, жертвы режима нацистского. Знак равенства между двумя этими фактами ни в коем случае не затрагивает исключительности «освенцимского феномена»: мобилизации современных технических средств для налаживания самого настоящего «промышленного процесса» — строительства подлинной «фабрики уничтожения» с использованием газа и кремационных печей.
Но подчеркнем все же одну особенность многих коммунистических режимов: систематическое использование голода как оружия — власть стремится взять под контроль все наличные запасы продовольствия и через систему рационирования, зачастую довольно сложную, перераспределять их по своему усмотрению в зависимости от «заслуг» тех или иных субъектов.
Такой прием может дойти до провоцирования голода, охватывающего гигантские пространства. Вспомним, что начиная с 1918 года странам, находившимся под властью коммунистов, пришлось испытать ужасы голода, уносившего сотни тысяч, если не миллионы жертв.
Анализ сути феномена коммунистической власти — диктатуры и террора — не слишком легкая задача. Жан Элленштейн определил сталинизм как гибрид методов греческих тиранов и восточных деспотов. Формула соблазнительная, однако она не объясняет своеобразия этого опыта новейшей истории, его всеохватности, весьма отличной от диктатур, знакомых нам по прошлым периодам. Посмотрим же, каково оказалось в реальности коммунистическое правление в разных странах.
Прежде всего стоит напомнить о русской традиции подавления инакомыслия. Большевики боролись с самодержавным режимом царской России, но жестокости этого режима бледнеют в сравнении с ужасами большевистского господства.
Российский император предавал своих политических противников суду, где защита могла излагать свои аргументы наравне с обвинением (если не в большем объеме) и призывать в свидетели общественное мнение страны, которого при большевиках вообще не существовало, а также общественное мнение всего мира.
Как на предварительном следствии, так и после осуждения с арестантами обходились в соответствии с установленным регламентом, а режим ссылки был сравнительно легким.
Ссыльные имели право взять с собой семьи, им было позволено читать и писать что угодно, государство определяло на их содержание известную сумму денег, они могли заниматься охотой и рыбной ловлей, свободно встречаться с товарищами «по несчастью». И Ленин, и Сталин могли убедиться в этом на собственном опыте. Даже «Записки из мертвого дома» Достоевского, так поразившие в свое время многие умы, представляются довольно безобидными на фоне коммунистических злодеяний.
Разумеется, в царской России жестоко подавлялись бунты и восстания. За период 1825—1917 годов в России было приговорено к смертной казни за политические преступления 6360 человек, в 3932 случаях приговоры были приведены в исполнение: 191 — с 1825 по 1905 год и 3741 — с 1906 по 1910 год. Но большевики превысили эти цифры уже к марту 1918 года, всего за четыре месяца пребывания у власти.
Число жертв царских репрессий не идет ни в какое сравнение с жертвами коммунистического террора.
Мы не ставим себе целью заниматься этой мрачной сравнительной арифметикой, двойной бухгалтерией ужаса, устанавливать иерархию жестокостей. Но факты упрямы, и они показывают, что преступления коммунистов затронули около ста миллионов человек, тогда как нацисты расправились с 25 миллионами.
Это простое сопоставление побуждает задуматься о сходстве между режимом, который начиная с 1945 года рассматривается как самый преступный режим нашего века, и другим, который пользовался до 1991 года международным признанием, до сих пор является правящим в некоторых странах и сохраняет своих приверженцев по всему миру. И хотя многие коммунистические партии запоздало осудили преступления сталинизма, они, по большей части, не отреклись от принципов Ленина и не задались вопросом о своей собственной причастности к феномену террора.
Методы, пущенные в ход Лениным и возведенные в систему Сталиным, не только схожи с методами нацистов, но являются их предтечей. Нацисты были во многом подражателями коммунистов.
Однако тот факт, что масштабы и методы массовых насилий были впервые введены коммунистами и наци могли лишь перенять этот опыт, не означает всё же, по нашему мнению, что можно установить прямую связь между приходом большевиков к власти и появлением нацизма.
На рубеже 1920-х и 1930-х годов ГПУ положило начало методу квотирования: каждая область, каждый район должны были арестовать, выслать или расстрелять определенный процент лиц, принадлежащих к «чуждым социальным группам». Этот процент спускался сверху как партийная директива. Безумие планирования и учета, мания статистики захватили не только сферу экономики, но и определили тактику и стратегию террора.
Начиная с 1920 года, с победы Красной Армии над белыми в Крыму, стали применяться эти статистические, даже социологические методы: жертвы отбирались по строго определенным критериям, на основании анкет, заполнения которых никто не мог избежать.
Особенно активизировалась борьба с «чужими» в 1937 году. На выявленных «шпионов» каждые 10 дней составлялись списки (так называемые «альбомные списки») по категориям с кратким изложением следственных и агентурных материалов, характеризующих степень виновности арестованного, которые направлялись на окончательное утверждение в НКВД СССР. Деление на категории производилось наркомом внутренних дел республики, начальниками УНКВД области или края совместно с соответствующим прокурором. После утверждения списков в НКВД и Прокурором СССР приговор немедленно приводился в исполнение.
В это время прекратилось освобождение из тюрем и лагерей «осужденных по признакам польского шпионажа», у которых заканчивался срок заключения. О каждом из них представлялся материал для рассмотрения Особым Совещанием НКВД СССР.
В декабре 1938 г. были подведены итоги «польской операции» в БССР. Всего были арестованы 21407 человек, из них 9196 поляков, 10 120 белорусов, 1059 евреев, 383 русских, 181 украинец, 105 немцев, 122 латыша, 133 литовца и 110 человек «прочих национальностей».
За недоказанностью были освобождены 451 человек. Из 15 741 человек, арестованных до 1 июня 1938 г. по 1-й категории были осуждены (расстреляны) 14 034 человека.
Кроме польской были проведены немецкая и латвийская операции. По первой из них были арестованы 563 человека (из них немцев - 428 человек), по второй — 1459 (из них латышей — 1089 человек).
О том, что арестовывались невиновные, было известно руководству страны. В мае бюро ЦК КП(б)Б рассмотрело заявление жен репрессированных колхозников колхоза «Гайсма» Быховского района Могилевской области, в котором они просили сообщить, за что арестованы их мужья и где они находятся. Бюро приняло следующее решение: «считать установленным, что старое вражеское руководство НКВД БССР (Берман, Эпштейн, Ягодкин) допустило контрреволюционный разгром колхоза "Гайсма", руководствуясь в основном национальным признаком. Из 70 насчитывавшихся в колхозе "Гайсма" семейств латышей арестовали и осудили 69 глав семей. В связи с тем, что есть основание полагать, что многие из них были арестованы и осуждены по провокационным подложным данным,— поручить тов. Цанава в 2-х декадный срок расследовать полностью данный вопрос и материал доложить бюро ЦК КП(б)Б».
Через месяц массовые аресты латышей были названы происками врагов, виновные следователи, руководители районных отделений НКВД, районные прокуроры арестованы, часть из них (евреи) расстреляны. Реабилитации расстрелянных латышей, однако, не последовало. Очередная кампания списания допущенных ошибок на «происки врагов» закончилась.
Тот же самый «социологический» метод применялся Советами при организации массовых высылок из Балтийских государств и оккупированной части Польши в 1939—1941 годах. Перевозка высылаемых в товарных вагонах — непременная деталь таких акций — представлялась настолько важной, что в 1943—1944 годах, в самый разгар войны с нацистами,
Сталин счел возможным отозвать с фронта тысячи вагонов и десятки тысяч солдат специальных войск НКВД, чтобы в кратчайший срок провести массовую депортацию народов Кавказа. Эта логика геноцида, когда можно пожертвовать на какое-то время успехами в борьбе с внешними врагами ради уничтожения части своего народа, объявленной врагом внутренним, нашла свое крайнее выражение в пароксизмах Пол Пота и его красных кхмеров.
Как мы видим, удар наносится не столько по отдельной личности, сколько по группе людей. Эта группа, определяемая деятелями террора как «вражеская», является частью общества, и, согласно логике геноцида, она искореняется именно как группа. И тогда механизмы сегрегации и отторжения, свойственные «классовому тоталитаризму», становятся удивительно похожи на методы «расового тоталитаризма».
Нацисты предполагали выстроить свое общество будущего на основе «чистоты расы», коммунисты — на основе пролетариата, очищенного от всякой «буржуазной скверны». Переделка обоих обществ замышлялась в похожей манере, даже если критерии отторжения неугодных и были разными.
Поэтому несостоятельны претензии коммунизма на универсальность, всеобщность: если план предназначен для осуществления в мировом масштабе, а какая-то часть человечества провозглашается недостойной этого нового идеального мира, то отличие от нацизма лишь в одном: здесь — страты (классы), там — раса.
Попробуем провести некоторые исторические параллели. В первую очередь из-за того, что не изучены остальные формы репрессий, кроме расстрелов и высылок в лагеря— это исключение из учебных заведений, лишение работы, высылка из республики, публичное осуждение, клеймение — эти и другие меры репрессий калечили человеческие судьбы не меньше.
Особенно важны эти «тихие» формы репрессий сегодня: штрафы воспринимаются населением более болезненно, чем кратковременное лишение свободы. Если говорить о масштабах репрессий в советской Беларуси, то нет ни одного рода, в котором не было репрессированных в той или иной степени. Мы и сейчас мыслим или масштабами цивилизации, или отдельной человеческой жизни. Поэтому сразу не становится страшно от фразы—государством наказан каждый род. Многие роды были вовсе истреблены, уничтожена родовая память. И если, как любят повторять некоторые священники, всякая власть от Бога а, тогда за что был так жестоко наказан наш Народ?
Установление в Беларуси президентской формы правления стало началом перехода нашей страны к авторитарному режиму со многими элементами тоталитарных структур. Особенно этот процесс усилился после так называемого ноябрьского референдума 1996 года. Для осуществления репрессий созданы благоприятные условия. Сегодня в республике практически не действует Конституция, подзаконные акты имеют большую силу, чем закон. Не только фактически, но и юридически наш суд не является независимым. Число учреждений, практически осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, постоянно увеличивается, права спецслужб расширяются.
По масштабам, характеру, формам осуществления репрессии в Беларуси в начале ХХI века подобны на то, что происходило здесь во второй половине 1930-х. Однако есть и отличия. В чем они заключаются?
Характер репрессий—устрашающий в обоих периодах. В 1935—1938 гг. для устрашения использовались массовые митинги, собрания коллективов трудящихся, газеты, радио, публичность судов. Запугивалось население: с одной стороны, описанием злодеяний инакомыслящих, с другой, быстрой и четкой реакцией власти на любое, высказанное даже в частной беседе инакомыслие. Созданная мощная осведомительная сеть, хорошо разрекламированная, вынуждала людей доносить о случаях инакомыслия даже своих родных и знакомых. Власти старались придать репрессиям вид абсолютно законных актов. Все незаконные или сомнительные моменты тщательно скрывались (отсюда ночные аресты, тайные избиения, расстрелы).
Репрессии сегодня также имеют устрашающий характер. Достигается он, в отличие от 1930-х годов, открытыми публичными, жестокими избиениями инакомыслящих, унижающих человеческое достоинство условиями содержания в местах лишения свободы.
Так называемые «зачистки» опасных, с точки зрения спецслужб, районов городов, публичные задержания, осуществляемые без предъявления каких-либо документов лицами, иногда в масках, их подчеркнутая безнаказанность, конечно, подействовали устрашающе. Какой-то период профилактика инакомыслия «страхом» оказалась успешной. Но только на очень небольшой период. Возникли новые массовые формы выражения инакомыслия. Стали традиционными митинги, шествия, собрания протеста, сформировалась оппозиционная инакомыслие, то сейчас наоборот, инакомыслящими становятся уже целые социальные группы.
Борьба с ними требует новой эскалации репрессий, что мы, к сожалению, наблюдаем. Действительно, в середине 1990-х годов главным носителем инакомыслия являлась сравнительно небольшая (в масштабах республики) группа людей, преимущественно гуманитарной интеллигенции, объединенной в движение и партию Белорусского Народного Фронта (БНФ). Именно в отношении БНФ репрессии были особенно массовыми.
В знак протеста первоначально лояльные к власти политические и общественные организации перешли в оппозицию.
В 1930-е годы главными были репрессии, направленные против формирования национального самосознания белорусов, «капитализации» экономических отношений, политического инакомыслия в самой КП(б)Б. И сегодня они являются основными. Только борьба с вредительством называется борьбой с коррупцией, вчерашние нацдемы—это националисты БНФ, троцкисты, бухаринцы и т. д. —ничто иное, как политическая оппозиция в виде партий, Национального исполнительного комитета. Однако время все-таки другое, другая международная ситуация.
Широкомасштабные «чистки» отраслей сельского хозяйства (вредительство в системе ветеринарии («Трактороцентр», дело «ТКП»), в спичечной промышленности, лесном хозяйстве, органах управления народным хозяйством (вредительство в системе Госплана), борьба с нацдемами (процессы Белорусская Народная Грамада, Саюз вызвалення Беларуси, Белорусский Народный Центр), различными кулацкими организациями и, наконец, антисоветским подпольем—операции, проведенные белорусскими чекистами в 1930-е годы—это прошлое. По признанию Б. Бермана, народного комиссара внутренних дел БССР в 1937—1938 гг. , только при ликвидации «антисоветского подполья» репрессировано 60 тыс. человек.
Сегодня масштабы пока гораздо скромнее. И не потому, что КГБ, МВД, Служба безопасности президента слабее НКВД. Нет, сегодня репрессивный аппарат в стране более мощный, лучше снаряженный, чем в 1930-е годы. Наши милиционеры одеты в камуфляжную форму, их мы много раз в день встречаем на улицах, каждый раз как бы получая предупреждение «знай, кто в стране хозяин».
Причины того, что у нас пока массово не сажают в тюрьмы, не в слабости репрессивных органов. Они — в расширяющемся массовом сопротивлении. Невозможно избить, унизить весь народ. И очень популярные в государственных СМИ утверждения о любви к президенту, хвалебные песни и стихи отдельных поэтов и композиторов, как и 1930-е годы скрывают ядовитые и насмешливые анекдоты, частушки, всеобщее неодобрение репрессивной политики.
Кроме того, те, кто призван осуществлять репрессии, также поражены страхом и понимают, что в тоталитарной стране они сами одни из «частей» репрессивной машины. В 2001 году издательство «Беларуская Энцыклапедыя» выпустило книгу тиражом в 2000 экз. , где приводятся биографии всех руководителей госбезопасности Беларуси. Из довоенных наркомов, а их было 15, никто не умер естественной смертью.
Следует еще раз напомнить власти об исторической бесперспективности политических репрессий. Это, однако, может быть в далекой исторической перспективе. А пока мы вынуждены констатировать увеличение чиста репрессированных инакомыслящих граждан из различных социальных групп (молодежи, в первую очередь учащихся-школьников, студентов, предпринимателей, государственных и политических деятелей, представителей других стран, журналистов). Меры репрессий самые разные: кратковременные и длительные сроки тюремного заключения, штрафы, иногда равные почти годовому заработку, увольнения с должностей, практический запрет на профессию.
Последнее особенно тяжело воспринимается интеллигенцией. Сужение, а в последнее время и уничтожение институтов частной собственности неизбежно повлечет за собой сужение демократии и увеличение репрессий. Третьего не дано.
Политические ветры, которые периодически проносятся над Беларусью с востока и запада, оставляют разные следы в общественном мнении и государственной политике. Сторонники современных демократических норм, принятых цивилизованным сообществом, категорически отвергают репрессии как форму взаимодействия государства и личности. Целый ряд международных документов, главный из них—Декларация прав человека существенно ограничивают любые попытки со стороны государства использовать силу власти против свобод человека. Эти международные документы—конвенции, билли, пакты—подписала и Беларусь. Но это ветер с запада.
Восточный ветер, чрезвычайно популярный у определенной части белорусских историков, государственных деятелей, творческой интеллигенции, менее определен. Ищутся различные оправдания красному террору, сталинским репрессиям, борьбе с так называемым белорусским национализмом. Государственная «Народная газета» в 1998 году публикует большую, в нескольких номерах, статью доктора исторических наук А. И. Залесского «Массовые репрессии в сравнительно-историческом освещении», где целый раздел называется «Вполне юридически обоснованные и исторически обусловленные репрессии в Советском государстве». В 2002 году выходит в свет его двухтомник «Сталин и коварство его политических противников», в котором обеляются преступления сталинизма 9. В 2004 году в Беларуси опубликован сборник «Сталину, Европа, поклонись».
Что же, для сегодняшних репрессий создано историческое обоснование, учителя готовят достойных учеников: школьника и студента осуждают к лишению свободы за надписи на стенах, называя позорное судилище исторической необходимостью.
Политические репрессии укрепляют в обществе страх, цинизм, безнравственность власти. Как мы видим на примере нашей истории, не одно поколение расплачивалось, расплачивается и будет расплачиваться за это. Если в обществе действует не сила закона, а закон силы, то тогда каждый сильный может действовать, как ему захочется—убивать, насиловать, грабить.
Тоталитаризм всегда старается показывать себя самым большим другом народа, а на деле стремится всеми средствами удержать его в состоянии бездумного послушания, неразвитости, политического невежества, гражданской пассивности и нравственного равнодушия.
Легкомысленное, наплевательское отношение к своей судьбе, к будущему потомков, готовность идти все равно куда, лишь бы по линии наименьшего сопротивления, не утруждая себя нелегким осмыслением истории, покаянием, признанием ошибок и извлечением из них должных уроков, имеют в обществе давние корни.
Сейчас работает старая схема: народу постоянно вдалбливается постулат, что у него нет никаких друзей, кроме власти, кругом действуют внешние, а в нем самом сидят внутренние враги. Вот расправимся с ними и тогда заживем хорошо. Знакомая, звучащая через всю советскую историю песня! Но отклик она, к сожалению, имеет. Не помогло и обнародование спрятанных в архивах КГБ, партийных схронах убедительных документов, раскрывающих злодеяния сталинизма и в целом тоталитаризма. Удивительно, но, имея возможность все прочесть, продумать, взвесить, сравнить, многие люди так и не сделали разумных выводов. Ярким примером этому стала недавняя установка памятника Сталину в г. Свислочь.
Власть сама понуждает людей задумываться над своим существованием, когда неустанно, напористо и даже истерично заклинает, что в Беларуси невозможны никакие революции.
Если в стране все так прекрасно, то откуда же эта, пусть и гипотетическая, но постоянная боязнь каких-то будущих перемен? Видимо, власть знает нечто такое, что неведомо простому народу. Во всяком случае, выплачивая людям на крупных предприятиях незаработанные рубли, она упреждает их забастовочный выход на улицы.
А теперь несколько слов о «человеческом факторе». При тоталитаризме неминуемо происходит выбраковка граждан по принципу, «свои и чужие». И попасть из «друзей народа» во «враги» сегодня, при контрактной системе, очень легко. Стоит только не то что покритиковать, а просто не согласиться в чем-то с начальником, и ты уже на улице. Даже не на улице, вообще нигде, так как тебе выдан «волчий билет».
Унижение талантов, достойных, думающих людей и вознесение на политический, государственный, производственный и творческий олимп серости — показательная черта любой автократической власти. Эту механику превосходно отладил еще Сталин. Пользовался ею Хрущев. И Брежнев при всей своей безличности, даже после тяжелой болезни — инсульта, весьма лихо расчищал вокруг себя место, изолируя соперников. А. Лукашенко даже превзошел своих учителей.
С недоумением и даже брезгливостью смотрят многие люди на поведение российских политиков, СМИ, которые злорадно и самодовольно торжествуют по поводу любой ошибки или неудачи у независимых соседей. Такой «патриотизм с нечеловеческим лицом» претит каждому нормальному человеку.
Считать, что разворованная олигархами, погрязшая в коррупции, скатывающаяся в тоталитаризм Россия является образцом государственного устройства, было бы просто нелепо. Критикуя изменения, происходящие в Украине, Грузии и других постсоветских странах, соседи забывают о том, что, хотя революции отнюдь не самый демократичный механизм социального прогресса, но, минуя их, пока еще нигде не утвердилась ни одна демократия.
Да и где брать идеальных, «белых и пушистых» политиков, если все они варились в одном советском котле? Проблемы, оставленные в наследство казарменным социализмом, смешались, сплелись в огромный клубок, и трудно найти ту ниточку, за которую можно было бы потянуть и размотать его, добираясь до истины, до верного решения...
«Друзья народа» загнали наше общество в тупик, из которого выбраться теперь очень непросто. Даже многие умные, толковые люди опустили руки или подняли их вверх, обреченно соглашаясь с унылой поговоркой: «Плетью обуха не перешибешь». Но далеко не все...
Вот и посмотрим, что же представляют из себя «враги народа»? Люди, которых нынешняя власть именует этим зловещим, памятным с 1920—1930 годов минувшего столетия термином, не прилетели с иных планет. Они так же, как и «друзья народа», — продукт советской эпохи. Отличие у них только то, что действительность осмысливается ими с учетом исторического, политического, социального и духовного опыта и с точки зрения нравственности, помня библейские слова: «Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?». Среди тех, кто смело оппонирует власти, есть много представителей интеллигенции.
У нас так повелось, что каждое новое поколение начинает осмысление общественной жизни с азов. Получается, как сказал поэт, «годы потрачены на постиженье того, что должно быть известно с рожденья». Это касается и понимания роли интеллигенции в обществе. Нашими людьми, особенно в условиях тотальной пропагандистской промывки мозгов, нападок и клеветы, фальсификаций и откровенной лжи, нелегко усваивается простая истина: интеллигенция — это наиболее активная часть народа, выделяемая всеми его социальными слоями и объединяющая их.
Многие люди еще ностальгируют по отошедшему в историю СССР, где были репрессии и расстрелы, ссылки и психушки, но имелся и вожделенный кусок хлеба как показатель благополучия, достойной жизни. Они даже не подозревают, что никуда не ушли, а остаются и сегодня в прежнем состоянии. Однако я всегда утверждал и до конца останусь при своем мнении, что наш народ — не враг демократии, а ее блудный сын. И он обязательно вырвется из тоталитаризма, придет под крыло правды, справедливости и гуманизма.
Как бы там ни было, но оптимизм не покидает меня, когда вижу, что реальная жизнь заставляет людей даже в неблагоприятных условиях восстанавливать истинное человеческое начало; проявлять творческую инициативу, желание созидать, иметь кусок земли, свое дело, быть хозяином, получать не лагерную пайку (зарплату), а плоды труда собственной головы и рук.
Единственная заслуга казарменного социализма заключается в том, что он убедительно показал — идеалы мифического равенства, отсутствия собственности, полного слияния с вроде бы всемогущественным государством не выдержали испытания временем и ничего сегодня не стоят. Человеку надлежит, не надеясь на пресловутую «социальную справедливость», ибо ее никогда не будет, жить не чужим, начальствующим, а собственным умом, самому строить свою судьбу и отвечать за нее.
Наивно думать, что живительные изменения произойдут у нас очень скоро. Не использовав данный шанс сразу после первых демократических перемен, после получения государственности, независимости, мы, возвратясь в советское, только слегка модифицированное прошлое, обрекли себя на долгий, мучительный путь к лучшему будущему.
Демократия не предоставляется, не объявляется властным чиновником или какой-то партией, не падает на головы людей, как манна небесная. Она — плод творчества всего народа. И теперь не остается ничего другого, как по крупице настойчиво утверждать демократию, организовывать, отвоевывать ее у тоталитаризма.
Да, сегодня достойным людям почти невозможно прийти к власти в обществе, где другие индивиды специализируются лишь на захвате ее и ничего, кроме этого, не умеют делать. И талантливому человеку трудно здесь занять свое заслуженное место, ведь вокруг него роится множество тех, чья профессия заключается только в борьбе за это место любыми средствами. Но ясно и другое — неизбежность процесса движения граждан страны к свободе для своего самосохранения, выживания и построения нормального общества никто и ничто не отменит, она бесспорна и неотвратима.
Подлинная жизнь заключается в мужественном и упорном противостоянии силам зла. Спасаешься сам — спасешь вокруг тысячи других, говорил великий христианский подвижник св. Серафим Саровский. Эти слова важны для всех нас не только в религиозном, но и в бытийном, гражданском понимании.
Нельзя впадать в грех уныния. Сегодняшнее наше положение похоже на состояние человека, пораженного радикулитом — не согнуться, не распрямиться. И вдруг приходит спасительный прострел, после которого наступает желанное облегчение. Так и здесь: разумная чужая, но ставшая внезапно своей мысль, мужественный поступок кого-то порождает и твою человеческую, гражданскую смелость. Ведь могут же люди! так думать, так поступать. А! я что — хуже их?...
Для того чтобы ответить на извечные вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?», далеко ходить не надо. Достаточно подойти к зеркалу и посмотреть в него, а еще лучше, как советуют мудрецы, «обратить очи внутрь души своей». Мы — тот народ, о котором идет речь, и в роли друзей или врагов своих всегда выступаем сами.