Чем меньше остается «белых пятен» в нашей недавней истории, тем больше людей, узнавая о преступлениях времен сталинизма, задают себе вопросы: как такое могло случиться в нашей стране? каким образом мудрый, трудолюбивый, веками боровшийся за справедливость народ оказался втянутым в пучину вопиющего беззакония? и не в тех ли годах лежат корни острейшего дефицита нравственности, от которого наше общество страдает и по сей день?
Опираясь на материалы авторитетного свидетеля — газеты «Рабочий», всебелорусской рабочей газеты, издания ЦК КП(б)Б и ЦСПСБ (Центрального совета профессиональных союзов Белоруссии) — попробуем на примере одного года жизни республики рассказать, в каких условиях оказались люди.
Итак, год 1937-й. Начался год, судя по газетным страницам, в деловом, спокойном ритме. В передовой статье 10 января «По-большевистски организовать новую волну соревнования» подчеркивалось: «Одной из главных задач наступившего года является дальнейший подъем производительности труда и повышение качества продукции всех без исключения отраслей промышленности». Сообщалось о постановлении Бюро ЦК КП(б)Б «О недопустимом отношении к разбору жалоб трудящихся в Жлобинском районе». Газета призывала бороться «за стахановскую встречу весеннего сева». Критиковались предприятия, задерживающие железнодорожные вагоны. Коллектив минской швейной фабрики «Октябрь» обратился к работникам легкой промышленности республики с призывом развернуть социалистическое соревнование за досрочное выполнение годовых планов.
Но вот на первой странице появляется «Письмо ленинградских железнодорожников вождю народов СССР — великому машинисту локомотива революции товарищу И. В. Сталину». Деловая часть письма — призыв к железнодорожникам страны стахановской работой ознаменовать 1937 год — густо перемежается славословиями в адрес Сталина, и не только его. Есть такие эпитеты: «славный, боевой, неутомимый руководитель, наш любимый Сталинский нарком, наш Лазарь Моисеевич Каганович», а также «наш славный руководитель обкома А. А. Жданов». А в конце — такой абзац:
«Мы твердо уверены, что, разоблачив и уничтожив остатки вражеского охвостья, армия железнодорожников под знаменем Сталинской Конституции пойдет вперед к новым победам и с честью выполнит обязательства, данные любимому вождю народов — великому Сталину».
Итак, речь пока идет об «остатках вражеского охвостья». Но этого сигнала, видимо, было достаточно, чтобы в опубликованном через день «Письме участниц 1-го Всебе-лорусского совещания молодых трактористок ЦК ВКП(б) и тов. Сталину» появились строки о «наймитах фашистов, презренных террористах и вредителях из троцкистско-зиновьевской шайки, которые вместе с кулацким отребьем пытаются вредить нашей Советской стране».
Однако заметно стремление людей все-таки удержаться в деловом русле. В появившемся 14 января «Письме инициаторов стахановского движения в БССР ко всем стахановцам, рабочим, работницам и инженерно-техническим работникам Советской Белоруссии» нет земных поклонов в сторону Сталина, нет уничтожающих эпитетов в адрес «врагов народа», зато есть конкретная программа широкого распространения стахановских методов работы, есть четкий призыв к профсоюзам республики: «Руководство соревнованием должно стать центральной задачей во всей работе профсоюзов».
Но уже с 22 января повседневные деловые заботы начинают отодвигаться на второй план. В передовой статье «Бдительность — неотъемлемое качество большевика» говорится:
«Пойманы с поличным члены «Параллельного троцкистского центра» — Пятаков, Радек, Сокольников, Серебряков и др. ... Гнусная банда троцкистов и их пособников поставила себе целью отнять все завоевания у Страны Советов, возвратить капиталистам фабрики и заводы, отдать в кулацкую кабалу советское крестьянство».
24 января появилось сообщение о начале в Москве судебного процесса и «Обвинительное заключение» (всего обвиняемых было 17 человек). И тут же раздается с газетных страниц крик: «Расстрелять троцкистских агентов гестапо — шпионов, убийц, диверсантов! — такова единодушная воля всего могучего 170-миллионного советского народа».
Судилище в Москве шло неделю. Можно подробно рассказывать о том, как осуществлялось «правосудие» председателем военной коллегии Верховного суда СССР армвоенюристом В. В. Ульрихом и прокурором Союза СССР А. Я. Вышинским,— стенограммы судебных заседаний печатались ежедневно. Читаешь эти стенограммы, и невольно вспоминается, как тот же Вышинский клеймил позором юстицию, «предпочитающую обходиться вовсе без суда в подлинном и настоящем смысле этого слова, упраздняющую... состязательность, законность, судебный контроль и т. д. и т. п.». Правда, говорил он это о «современной фашистской юстиции»...
Процесс закончился кровавым финалом. 30 января тринадцать подсудимых были приговорены к расстрелу. 1 февраля приговор был приведен в исполнение.
Сегодня мы знаем, что процесс этот представлял собой зловещий политический фарс, что шпионаж, диверсии, вредительство, террор — все сплошной обман, сфабрикованный НКВД, естественно, не по собственной инициативе. Комиссия Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30—40-х и начала 50-х годов, по поводу процесса над Ю. Л. Пятаковым и другими высказалась однозначно: «Установлено, что обвинения, выдвинутые против этих лиц, были необоснованными, а материалы дела сфабрикованы. Не было как такового и «Параллельного антисоветского троцкистского центра».
Но это сегодня. А что знали люди тогда, более полувека назад? Стенограммы «судебного» надругательства над заслуженными, уважаемыми в партии людьми оперативно рассылались из Москвы для публикации по всей стране, конечно же, не случайно. Организаторам процесса нужно было путем наглого обмана получить поддержку миллионов людей. Главным средством такого обмана стала демагогия, то есть ложь в облике правды. И средство сработало!
Во время процесса целые газетные страницы отводились под так называемые отклики, публиковавшиеся под заголовками типа «Уничтожить изменников Родины, кровавых псов фашизма!». Появились даже стихи (автор которых, однако, не указывался):
К стене, к стене иезуитов!Затем были организованы собрания и митинги. Вот как описывается один из таких митингов — трудящихся Сталинского района Минска: «Один за другим поднимаются на трибуну ораторы. В их словах — жгучая ненависть к осужденным троцкистским бандитам-убийцам, в их словах — горячая благодарность пролетарскому суду, который выполнил волю всего советского народа».
Кстати, в резолюциях ряда митингов — требования «немедленного рассмотрения всей преступной, антисоветской деятельности Бухарина, Рыкова, Буланова и других, предания их суду». Так закладывался «общественный фундамент» очередной расправы над оппонентами Сталина.
Но и в то время умело организованной массовой истерии были люди, имевшие мужество высказывать свое собственное, а не навязанное сверху мнение. В корреспонденции с Могилевской швейной фабрики, опубликованной 11 февраля, есть такой абзац: «Троцкист Жолудев во время читки материалов процесса антисоветского троцкистского параллельного центра выступил с открытой защитой троцкистской банды. Тут же в цехе работает коммунистка Щербина, но она этого «не заметила».
О судьбе «троцкиста» Жолудева догадаться не трудно. Тем более что волны московского процесса расходились с поразительной быстротой. Начался энергичный поиск местных «врагов народа». Эту бы энергию — да на дела созидательные!
Уже 3 февраля, через день после расстрела в Москве «цепных псов международного фашизма», в передовой статье «Рабочего» утверждалось: «Негодными, неполноценными являются те партийные работники, которые за цифрами промфинплана, за кубометрами древесины, за кипами мануфактуры, за тоннами торфа или зерна не видят, как у них под боком орудует классовый враг».
Еще через несколько дней: «Разгром троцкистских и правых выродков агентуры озверелого фашизма не означает, что нет уже их последышей. Несомненно, что искусно маскирующиеся, двурушничающие последыши троцкистов, правых, нацдемов, не прекратили своей борьбы против социализма, против нашей партии».
Иными словами, выдается четкий приказ — искать «врагов народа». А формула «последыши искусно маскируются» давала «зеленый свет» любым обвинениям в адрес любого человека. Какой простор открылся для любителей «обличать», узколобых догматиков и просто мерзавцев!
Первой мишенью, конечно же, оказалась интеллигенция. В конце января, сообщая о сессии Академии наук БССР, газета писала:
«Отмечая имевшиеся факты засоренности отдельных институтов академии классово враждебными элементами, выступающие товарищи призывают к усилению классовой бдительности, к большевистской непримиримости ко всем проискам врагов народа».
Чуть позже в передовой «Выше знамя советской науки!» подчеркивалась все та же «засоренность» ряда академических институтов «троцкистскими и нацдемов-скими элементами».
На собрании актива Минской городской партийной организации указывалось еще на одно поле для разоблачительной деятельности:
«Особенно засоренными вражескими элементами в Белоруссии оказались участки идеологической работы (пропаганда, печать и др.)».
В пространном материале под заголовком «В Союзе архитекторов Белоруссии неблагополучно» перечисляются фамилии «молчальников» и «бывших троцкистов, которые протаскивают вражеские нам взгляды где только можно». Образцом «обоснованности» серьезных политических обвинений может служить хотя бы такой пассаж:
«Не внушает доверия и архитектор Маклецова. Ни ее архитектурная деятельность, ни ее прошлое не оправдывают ту главенствующую роль, которую она занимает в архитектурной организации... Маклецова запроектировала ясли для детей дома специалистов в полуподвальном помещении».
Впрочем, доказательностью никто себя не утруждал. Вот что говорилось, например, в письме составителя-стахановца станции Могилев тов. Ш., которое было опубликовано под заголовком «Распутать клубок злодеяний троцкистов на Белорусской дороге»:
«Не все вредители еще выявлены. Они притаились и у нас на Белорусской дороге, где бывший начальник дороги Владимирский оказался троцкистским последышем. Не случайно, что Владимирский оставил кондукторов и складских работников без валенок. Я это квалифицирую как прямое вредительство».
Или такой красноречивый заголовок — «На Борисовской электростанции орудует классовый враг». В заметке речь идет о бригадире по топливоподаче Макарове, который «проводит явно вредительскую работу». Факта — ни единого. Но в связи с присутствием Макарова на станции ее директор Шабун, «потерявший всякое большевистское чутье», именуется «шляпой с партийным билетом в кармане».
А в корреспонденции из Осиповичского района встречается такая фраза, наводящая на размышление: «За три года в районе сменилось пять уполномоченных НКВД». Пошли на повышение за усердие по службе? Или пополнили число «врагов народа» в связи с недостаточным усердием?
Но даже если некоторые работники НКВД и не проявили предписанного им чрезмерного усердия, этот пробел с энтузиазмом заполнили добровольные разоблачители.
Вот один из многих примеров. В отчете с собрания парторганизации Наркомзема БССР сообщается о выступлении «молодого кандидата партии тов. Б., работающего в Наркомземе всего три месяца». О чем же говорил этот новый и в партии, и в коллективе человек? О работе с молодыми коммунистами? О проблемах сельского хозяйства республики? Куда там! Читаем:
«Тов. Б. вскрыл притаившегося врага, главврача ветуправления Иванова. Характерно, что о возмутительных контрреволюционных разговорах Иванова тов. Б. подал заявление в партком две недели н,азад. Но партком это заявление маринует и до сего времени. Продолжая болтать о бдительности, он на самом деле предоставил возможность в ветеринарном управлении орудовать врагу».
И что же собрание? А вот что:
«Собрание потребовало от парткома соответствующего решения по заявлению тов. Б. и немедленного изгнания из рядов партии последыша Троцкого».
Кстати, в эти дни было опубликовано постановление Президиума ЦИК БССР об освобождении Г. А. Молчанова от обязанностей народного комиссара внутренних дел БССР и о назначении таковым Б. Д. Бермана (того самого, о котором вскоре в Минске был создан образец «черного юмора»: «Уж полночь близится, а Бермана все нет». К этому, пожалуй, стоит добавить, что Молчанов был приговорен к расстрелу в ноябре 1937 года, а Бер-ман — в феврале 1939-го).
В многочисленных отчетах и корреспонденциях с партийных собраний (в это время началась отчетно-выборная кампания) назойливо вылезают на первый план, становятся чуть ли не обязательными сетования на то, что коммунисты слишком мало говорят «о фактах притупления революционной бдительности, о вредительстве».
В этих сетованиях нет ничего удивительного, если учесть, что в опубликованной 11 марта передовой статье под заголовком «За сталинский стиль руководства» прямо говорится: «Разве мало есть у нас таких директоров, которые, прекрасно зная, как работает на их заводе каждый станок, в то же время не замечают того, что на их предприятии орудует враг. Это — деляги, не имеющие революционной перспективы. Такой директор не сможет обеспечить успешное руководство советским предприятием». Запомним эту мысль, ибо автор ее выяснится...
Через несколько дней газета поместила изложение доклада секретаря МК и МГК Н. С. Хрущева на собрании актива Московской организации ВКП(б). Сообщалось, что «тов. Хрущев обрушивается на гнилые, вредные теории, которые гуляют среди части хозяйственников. Некоторые директора и даже наркомы неправильно думают, что у них и не было и нет вредительства. Такими настроениями, в частности, заражены руководители Наркомата легкой промышленности».
Далее идет прямая цитата: «Сидит иногда человек, копошатся вокруг него враги, чуть ли не на ноги лезут, а он не замечает и пыжится: у меня, мол, в аппарате вредителей нет, чужаков нет. Это от глухоты, слепоты политической, от идиотской болезни — беспечности, а вовсе не от отсутствия врагов».
И опять не будем спешить с выводами. Не Хрущев — автор мысли о повсеместном вредительстве, не он сочинил невиданный диагноз «идиотская болезнь — беспечность»...
29 марта в печати появился доклад И. В. Сталина «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников», сделанный на Пленуме ЦК ВКП(б)... 3 марта. Вот и появился автор!
Коротко говоря, весь доклад посвящен одной цели — убедить, внушить, вдолбить, что «вредительская и диверсионная работа агентов иностранных государств, в числе которых довольно активную роль играют троцкисты, задела в той или иной степени все или почти все наши организации, как хозяйственные, так и административные и партийные», что «агенты иностранных государств, в том числе троцкисты, проникли не только в низовые организации, но и на некоторые ответственные посты», что «некоторые наши руководящие товарищи, как в центре, так и на местах, не только не сумели разглядеть настоящее лицо этих вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, но оказались до того беспечными, благодушными и наивными, что нередко сами содействовали продвижению агентов иностранных государств на те или иные ответственные посты».
Есть в докладе примечательная фраза. Она показывает отношение к развернувшемуся террору «товарищей на местах», то есть тех, кто реально решал многочисленные и труднейшие задачи социалистического строительства. Сталин вынужден был признать (правда, со зловещей иронией), что есть «товарищи на местах», которые рассуждают так: «Странные люди сидят там в Москве, в ЦК партии: выдумывают какие-то вопросы, толкуют о каком-то вредительстве, сами не спят, другим не дают...»
Отвечая «товарищам на местах», Сталин ссылается на «капиталистическое окружение» и «современный троцкизм» и тут же обрушивается с обвинениями в «самоуспокоенности», «ротозействе», «беспечности», «благодушии», «слепоте».
Прямые указания о том, как необходимо действовать, содержатся в разделе «Наши задачи». Он состоит из двенадцати пунктов, половина из которых начинается словами: «Необходимо разбить и отбросить прочь гнилую теорию...»
Наиболее важный из этих пунктов звучит так: «Необходимо разбить и отбросить прочь гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас должна будто бы затихать, что по мере наших успехов классовый враг становится все более и более ручным.
Это — не только гнилая теория, но и опасная теория, ибо она усыпляет наших людей, заводит их в капкан, а классовому врагу дает возможность оправиться для борьбы с Советской властью».
Невольно думаешь: знали бы тогда слушавшие докладчика и аплодировавшие ему, какой страшной ценой и они, и весь народ заплатят за это «теоретическое открытие»...
А закончил Сталин призывом «разделаться со смешной и идиотской болезнью» — беспечностью, благодушием, политической близорукостью.
И пошло гулять выражение «идиотская болезнь» по страницам печати, в том числе и «Рабочего», конечно. Из статьи в статью, из заметки в заметку... Запестрели заголовки: «Прозевали врага», «Как создавали авторитет троцкисту», «О райкоме, потерявшем бдительность», «Классовый враг в школе»... Даже в передовой статье «Политически воспитывать массы физкультурников» от 12 апреля утверждается, что «в физкультурных организациях работали враги, они вредили и порочили советскую физкультуру».
Процитируем еще передовую «Наркоматы и их актив» (17 апреля): «Главная задача советских хозяйственников теперь состоит в том, чтобы разоблачить и до конца выкорчевать на наших предприятиях японо-немецких троцкистских агентов фашизма и их активных пособников — правых реставраторов капитализма».
Но, видимо, далеко не все хозяйственники были согласны с такой постановкой вопроса. Иначе чем объяснить, что в ежедневных газетах была перепечатана из журнала «Большевик» (1937, № 8) статья В. М. Молотова «Наши задачи в борьбе с троцкистскими и иными вредителями, диверсантами и шпионами»?
В статье, изобилующей цитатами из доклада Сталина на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б), Молотов упоминает письмо директора Днепропетровского металлургического завода т. Бирмана, в котором высказывается предположение, что «директиву высших партийных инстанций... здесь в Днепропетровске в некоторых отношениях поняли неправильно», «многие поняли так, что надо во что бы то ни стало обливать грязью друг друга». Молотов дает Бирману отповедь за «однобокую, ведомственную установку», подчеркивает необходимость «разоблачать, чистить аппарат, усиливать большевистскую бдительность».
Горькая чаша не миновала, конечно, и профсоюзы, насчитывавшие в том черном году 22 миллиона членов. Вот что говорилось в резолюции VI пленума ВЦСПС от 15 мая, который «проходил при непосредственном участии секретарей ЦК ВКП(б) Кагановича и Андреева». Отметив, что «успешно разбит контрреволюционный тред-юнионизм в профдвижении (Томский и его группа) с его теорией и практикой противопоставления профсоюзов Советскому государству», пленум обрушился на профсоюзные группы с критическими замечаниями, более похожими на обвинительное заключение:
«Профсоюзные работники не смогли вскрыть вредителей в охране труда, в социальном страховании, вредителей, срывающих стахановское движение, вскрыть вредительскую работу в снабжении рабочих, в жилищном строительстве. В профсоюзные органы вплоть до ЦК союзов и аппарата ВЦСПС проникли и действовали враги народа — троцкисты и правые, вредители и диверсанты...
В разоблачении вредителей и врагов рабочего класса в профсоюзном аппарате руководящие профсоюзные работники проявили недопустимую политическую слепоту, медлительность и беспечность».
О подлинных масштабах террора в профсоюзных органах пока судить трудно — документов либо нет, либо они до сих пор накрепко заперты в архивах. Публикации на страницах «Рабочего» дают возможность утверждать, что были репрессированы председатель Центрального совета профсоюзов Белоруссии Ковальчук, председатель Центрального правления профсоюза работников высшей школы и научно-исследовательских учреждений БССР Бирило и член правления Монин, председатель ЦК профсоюза работников начальных и средних школ БССР Грицкевич и некоторые другие. (Бывший председатель Центрального совета профсоюзов Белоруссии Захар Захарович Ковальчук, необоснованно исключенный из партии и осужденный к высшей мере уголовного наказания, полностью реабилитирован в судебном порядке и в марте 1989 года решением Бюро ЦК Компартии Белоруссии восстановлен (посмертно) в КПСС. Судьба остальных названных профсоюзных работников пока не выяснена.) А сколько пострадало рядовых членов профсоюзов в результате истерических призывов «вскрывать и выкорчевывать»?..
Как показали дальнейшие события, бездумие, ликование по команде в связи с гибелью людей воодушевили вдохновителей этой невиданной трагедии на следующий шаг — массовое уничтожение, в том числе многих из тех, кто недавно ликовал... Уничтожение по малейшему поводу (ошибка по работе, анонимный донос и т. д.) и без повода, по обвинению в «троцкизме» и под таким замысловатым ярлыком, как «заклятые враги народа — японо-германо-польские, троцкистско-бухаринские и национал-фашистские шпионы и бандиты» (Рабочий. 17 июля).
Волна террора захватывала не только верхи. Она мощно обрушилась на простых, обыкновенных тружеников, стремительно растекаясь и захватывая все новые и новые участки. Даже если судить по заголовкам, то впечатление такое, что на каждом предприятии, в каждом учреждении притаился коварный враг: «Судебный процесс над шайкой вредителей, орудовавших в Витебском паровозном депо», «Очистить от врагов торговые организации Белоруссии», «До конца выкорчевать троцкистско-националистическое наследие в музеях БССР», «О вредительстве в педвузах БССР», «Преступные дела творятся в ЦК Общества Красного Креста БССР»,
На четвертой странице газеты практически ежедневно начали печататься извещения-списки исключенных из партии, которые из районов «вызываются в город Минск на выездную тройку ЦК КПК при ЦК ВКП(б)» (по 15— 20 фамилий). Тут же появились и вызовы на заседания Выездной парткомиссии при уполномоченном КПК при ЦК ВКП(б) по БССР «для разбора апелляционных дел» в областных центрах (тоже десятки фамилий).
Ну, а как же обстояли дела на «хозяйственном фронте» в атмосфере подозрительности, доносительства, огульных обвинений? 1 августа газета вынуждена констатировать, что «в первое полугодие этого года белорусская промышленность закончила план с большим недовыполнением, отдельные отрасли промышленности находятся в глубоком прорыве». Но никакого делового анализа далее нет. Зачем? Ведь причина, по мнению автора,— «значительное вредительство в нашей промышленности». Отсюда не призыв работать лучше, а прямое указание «неутомимо, на деле громить и истреблять врагов народа».
Типичным примером «разоблачительства» может служить статья с этаким непритязательным заголовком — «Вражеское гнездо» (2 августа). Речь в ней идет о строительстве костеобрабатывающего завода в Белоруссии. Строительство это идет медленнее, чем планировалось, причина — действия вредителей. Кто же они? Как вредят? Читаем:
«Главный инженер Штеренберг — сын управляющего имением крупного бессарабского помещика. Учился и работал в Германии. И теперь имеет связь с родственниками, живущими за границей. Сподвижниками Штеренберга были главный механик завода Теличенко и инженер Кор-зун. На прямую причастность Теличенко к Штеренбергу указывает хотя бы то, что он был перетянут на завод из Днепропетровска именно Штеренбергом. А техник Корзун сознательно задерживал чертежи по изготовлению оборудования для завода. Это им так построена техническая учеба, что рабочие завода не получают даже элементарных понятий о технологическом процессе».
В том же обвинительном духе, с той же специфической фразеологией говорится и о других работниках. Главный бухгалтер завода Иванов, например, «окончательно запутал дела бухгалтерии», однако «этот фашиствующий молодчик остается на свободе, отравляя воздух своим антисоветским шипением и смрадом». Попал в число вредителей и парторг завода Гаврид, «ошибки и производственные недостатки которого наводят на мысль, что все это делалось не случайно. Однако этот человек также не привлечен к ответственности и даже до сих пор остается парторгом завода».
И, наконец, вывод: «Пустить завод в эксплуатацию можно только при условии решительного разгрома вражеского гнезда, засевшего на заводе. Это должно быть сделано немедленно».
Словом, донос под видом критики... Но если такие печатные «произведения» не только получили право на существование, но и явно поощрялись, то сколько же было им подобных в виде машинописном, рукописном, устном?
Не менее тяжелое положение сложилось на селе. Обобществление сельского хозяйства путем насилия и жестокости, раскрестьянивание деревни давали свои горькие плоды. Но и тут основной причиной неудач было названо вредительство. Как говорится в передовой «Рабочего» от 3 августа «Могуч и непоколебим колхозный строй!», «многие земельные органы нашей республики были заполнены лютыми врагами. Польские шпионы на протяжении целого десятка лет подрывали мощь наших колхозов, стремясь расшатать колхозный строй... В первые годы колхозов враги шли по линии заниженных планов. В последние же годы враги изменили свою тактику. Они пошли по линии завышенных планов, не оправдываемых никакими экономическими расчетами».
В Минске состоялось Всебелорусское совещание председателей колхозов. С докладом выступил член ЦК ВКП(б), заведующий сельхозотделом ЦК ВКП(б) Я. А. Яковлев. Он заявил участникам совещания:
«Две задачи стоят перед белорусским народом. Первая — очистить белорусскую землю от подлых польских шпионов, разрушителей государственного и колхозного добра, убийц рабочих и крестьян. Вторая — осуществить на деле сталинский лозунг: сделать все колхозы большевистскими, всех колхозников зажиточными».
Участникам совещания было предложено послать письмо на имя Сталина и Молотова (естественно, одобренное), в котором говорилось: «Клянемся Вам, дорогой товарищ Сталин, очистить нашу белорусскую землю от всякой гнили, польских шпионов и вредителей». Заодно были посланы приветственные телеграммы «железному наркому нашей славной Рабоче-Крестьянской Красной Армии товарищу Ворошилову», «сталинскому организатору побед на железнодорожном транспорте товарищу Кагановичу», «славному руководителю советской разведки, взявшему в ежовые рукавицы банду иностранных шпионов и вредителей, товарищу Ежову».
Посланец Москвы выполнил в Минске еще одно поручение. Об этом говорит информационное сообщение: «Вчера, 11 августа, в гор. Минске состоялся пленум ЦК Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии с участием члена ЦК ВКП(б) тов. Яковлева Я. А. Пленум ЦК избрал исполняющим обязанности первого секретаря ЦК КП(б) тов. Волкова А. А.». Судя по опубликованной тут же биографии, новый лидер белорусских коммунистов никогда в Белоруссии не был, работал в последнее время вторым секретарем Московского горкома ВКП(б). О В. Ф. Шаранговиче, который пробыл на посту первого секретаря ЦК КП(б)Б всего четыре месяца,— ни слова. (В 1938 году он был вместе с Н. И. Бухариным, А. И. Рыковым и другими осужден по делу о так называемом «Антисоветском правотроцкистском блоке» и расстрелян. Посмертно реабилитирован в 1958 году.)
И тут же начинается очередной круг избиения кадров.
С 1 октября 1937 года газета «Рабочий» была переименована в газету «Советская Белоруссия» — издание ЦК КП(б)Б. Профсоюзным органом она быть перестала.
В редакционной статье 2 октября газета писала:
«Враги засылали в аппарат редакции «Рабочего» свою агентуру, которая глушила сигналы рабочих и колхозников, принижала политическую остроту и оперативность газеты, пытаясь притупить это острейшее оружие партии».
Богатым на расстрелы был в Белоруссии октябрь 1937-го. Газета сообщала: осуждены и приговорены к расстрелу 7 октября 5 работников Белконторы «Заготзерно» и 9 работников Белорусской железной дороги; 11 октября — 5 работников Наркомзема БССР; 14 октября состоялся «Суд над контрреволюционной троцкистской ди-версионно-шпионско-террористической организацией, действовавшей на территории Жлобинского района», 9 человек, в том числе секретарь райкома и председатель райисполкома, расстреляны; 25 октября аналогичная судьба постигла 5 руководителей Мозырского округа; затем кровавый каток прошелся по Червенскому, Дубровенскому, Чаусскому, Лиозненскому районам...
Эта вакханалия опять сопровождалась одобрительными речами на митингах и собраниях, многочисленными письмами и резолюциями на газетных страницах. Вот лишь некоторые характеристики, публично даваемые жертвам беззакония: «подлая, жалкая кучка отъявленных врагов народа, полных змеиной ненависти и злобы», «гнусные презренные псы фашистских охранок, которые рука об руку с трижды презренными троцкистами и национал-фашистами ставили задачу реставрировать капитализм в СССР», «жалкие пигмеи, подлое отребье человечества», «гнусные мерзавцы, трижды презренные гады, подлые псы ».